Лоханка - Страница 17

К оглавлению

17

— Да я-то чего?! Делал, что велят. Хорошо, кстати, делал.

Мне не в чем себя упрекнуть. Не стыдно за содеянное потому, что с душой подходил. А то, что получился не верх совершенства — так время такое нынче — ни материалов особо продвинутых, ни технологий двадцать первого века — ничего подобного пока нет. Армия, и та, почти вся на конной тяге, да и в мирной жизни лошадки не на последнем месте. Вон впереди пылит коляска — явно везёт кого-то от станции. Думаю — извозчик. Их не много в наших краях. И к поезду, а приходит он дважды в сутки — туда и обратно — съезжаются все. Пока мы с бумагами разбирались, народ и разъехался от станции.

Глава 3
Новые лоханки

Доставили меня прямиком к дому. И это правильно. Поскольку от своих молчаливых попутчиков испытывал я всю дорогу самое тревожное состояние. Измотался, одним словом. Корректные, конечно, ребята, но глаз с меня не спускали ни на минуту — хоть один, но обязательно рядом и не спит. Правда, на маузер мой никакого внимания не обращали.

Почему маузер? Потому, что с карабином в нашей коробчонке не развернуться, а наган не так хорош при стрельбе по дальним целям. А из этой машинки вполне неплохо получается и по ближним кустам шмальнуть, и по дальним. Да, баловали в полку нас с Кобыланды, хотя, откуда он принёс этот пистолет, я уверенно сказать не могу. Он вообще умудрялся добывать массу нужных вещей как будто из ниоткуда.

Так вот: захожу я к себе на подворье и здороваюсь с соседкой, что справа:

— Доброго здоровьичка, — говорю, — Павла Никитична!

— Ох! — отвечает она, — Иван Сергеевич! Хорошо, хоть ты с войны вовзвернулся. А у Анны-то мужа убили. Только она второго сына родила — тут и известие пришло из армии, что Никодим её голову сложил где-то около Поти, — и плачет тихими слезами.

Анна — моя соседка через заднюю изгородь — мы с ней ещё грешили у меня в мастерской. То есть — не чужой, как ни посмотри, человек. Хотя с мужем её знакомства я и не водил, но знаю, что относилась она к нему вовсе даже неплохо и связь нашу с ней прятала ото всех, словно в шпионском фильме с использованием тайного хода из сарая в сарай. Так что стою я, не зная, что делать, а Никитична продолжает причитать:

— Только всё у них наладилось! Поверишь ли? Пока не поселился ты здесь — не давал им господь деток. А тут — буквально года не прошло — и первый, а через пару лет и второй появился. А то Анна-то так убивалась, так кручинилась. Боялась, что бесплодная совсем. Ох-охонюшки, горе-то какое!

Слушаю я соседку, а сам глазами по участку шарю. Вижу — картошка выкопана, да и остальные овощи убраны, причём — все чин-чинарём культурно так.

— А что, соседка? — спрашиваю. — Пока меня не было — кто тут хозяевал?

— Так мы с Никишей, с супругом моим. Как не помочь соседу, пока он на войне воюет, да и Анна нам не чужая — племянница она мне.

Вот так и получил я подряд два указания на то, зачем молодая соседка ко мне бегала, и кто её надоумил, каким образом порадовать детками любимого, но неплодовитого мужа. Так что похлопотал я по хозяйству, себя в порядок привёл, переоделся в штатское, да уж под вечер отправился к Анне разговор разговаривать. Не через дырку, а по-людски, обойдя половину квартала, чтобы с нашей улицы попасть на соседнюю.

Чинно постучался и вошел:

— Здравствуй, — говорю, — соседка. Извини, если не вовремя. Коли велишь — уйду, или в другой раз наведаюсь. А только вот вино принёс, помянуть Никодима.

Обычно-то Анна всегда белым платком была замотана, а тут черный на ней, и так же накручен, что только щель для глаз оставлена. Посмотрела на меня, указала рукой на стул, а сама вышла в соседнюю комнату — там за занавеской явно малой загукал, да басовито так. Чуть погодя она вернулась, быстро собрала на стол и две рюмки поставила. А я как раз с пробкой на кувшине справился и набулькал нам по глотку. Вот тут, считай, и увидел впервые лицо своей любовницы — она, чтобы пригубить, платок размотала, и так мне увиденное понравилось, что я едва не поперхнулся — вот уж где красота, так красота.

Посидели мы пристойно безо всяких особенных разговоров, по три рюмки сухого грузинского вина выпили, поминая покойного добрыми словами, да и ушёл я домой, хотя старший сынок между нами крутился, на руки лез и что-то лопотал. Не скажу, что был сильно тронут его непосредственностью и неуёмной энергией, но понравился мне парнишка. А потом гадал — придёт ко мне Анна, или не придёт. Не пришла.

А я как раз засиделся немного — писал Кобыланды письмо крупными печатными буквами — адрес свой сообщал и, что у меня всё нормально.

* * *

Утро на заводе началось для меня со скандала. У заднего борта собранного корпуса лоханки газорезчик настраивал свою шарманку, готовясь пробуровить лаз в сплошном стальном листе. Хорошо хоть, знакомый парень — сразу остановился, едва я на него цыкнул. Зато, откуда ни возьмись, выскочил военный со «шпалой» в зелёной петлице — явно интендант, присматривающий за ходом сборки «бранзулеток».

Сначала он в мой адрес выразился непечатно, а потом «разъяснил» в вопросительном ключе:

— А как прикажешь ящики в кузов подавать? Через борт руками имать?

— А с дверкой в корме потонет машина, потому, как не загерметизируешь ты дверь такого размера настолько, чтобы вода совсем не проходила, — отвечаю.

— Так дверь нужно делать не плоской деталью, — подскочил незнакомец в штатском, — а профильную, выпуклую наружу, чтобы она за счёт формы держала жёсткость.

— И откуда я вам такую возьму? — вмешался дядя Вася Маркелов. — Здрав будь, Иван, — это он мне.

17